Именуемый также Ореховским или Нотебергским, он прекратил длившуюся 30 лет войну и впервые определил границу между Швецией и Русью. Она прошла с юга на север через Карельский перешеек к побережью Бонического залива, оставляя западную часть перешейка с Выборгом шведам, а восточную с Корелой — новгородцам. Дельта Невы с берегами также вошла в состав Новгородских земель. Подписали договор в крепости Орешек великий князь владимирский (1318—1322) и новгородский (1322—1325) ЮРИЙ ДАНИЛОВИЧ, а от имени 7-летнего шведского короля МАГНУСА ЭРИКСОНА его послы.

Договор стал первым на Руси соглашением о «вечном мире» с соседней страной, и его положения действовали вплоть до 1595 года, когда в Тявзине близ Нарвы Московское государство заключило новый договор со Швецией.

На других участках фронта существенных изменений не произошло.

На Харьковском направлении наши войска заняли свыше 20 населенных пунктов, в том числе город Чугуев, районный центр Котельва и крупные населенные пункты Колонтаев, Любовка, Малая Рогозянка, Циркуны (8 километров северо-восточнее Харькова), Зарожное, Каменная Яруга.

На других фронтах наши войска вели боевую разведку и артиллерийско-минометную перестрелку с противником.

Западнее города Крустпилс (на Западной Двине) наши войска заняли более 50 населенных пунктов и среди них Рикшани, Ризгас, Муриеки, Гайлыши, Межмали, Бракнэс, Вимрас, Даудзесе и железнодорожные станции Серпилс, Стобурогс, Сеце.

Западнее и юго-западнее города Иелгава (Митава) наши войска овладели городом и железнодорожной станцией Ауце, а также с боями заняли более 150 других населенных пунктов, в том числе Эглитэс, Яунпилс, Зебрас, Илес, Билекяй, Сугинчай и железнодорожные станции Берзупе, Биксты.

Северо-западнее и западнее города Белосток наши войска заняли более 100 населенных пунктов, среди которых крупные населенные пункты Клевянка, Милево, Тжцанне, Нова Весь, Шафранки, Лазы, Крытулы, Вноры-Старе, Соколы, Фащи, Врубли и железнодорожные станции Моньки, Вноры.

Севернее и северо-западнее города Седлец наши войска заняли более 250 населенных пунктов, в числе которых крупные населенные пункты Матьковента, Домбровка, Костельная, Пентки, Тымянки, Нур, Олехны, Кутаски, Липки, Сточек, Домброва, Мышадла, Косенжики, Вулька Домбровицка и железнодорожная станция Шепетово.

Западнее города Сандомир, на плацдарме на левом берегу реки Висла, наши войска успешно отбивали контратаки крупных сил пехоты и танков противника.

На других участках фронта — без существенных изменений.

Это был генерал Дуайт ЭЙЗЕНХАУЭР, занимавший Овальный кабинет Белого дома в Вашингтоне c 1953 по 1961 год. Во Вторую мировую войну он был главнокомандующим силами союзников в Европе, руководил их высадкой в Нормандии, а после победы над гитлеровской Германией командовал американскими оккупационными силами в Европе. Работа в Берлине сблизила его с советским маршалом Георгием ЖУКОВЫМ. Оба воина высоко ценили друг друга. Когда Жуков нанес визит в американский штаб, генерал произнес в честь советского гостя тост: «Объединенные Нации никому так не обязаны, как маршалу Жукову». А на вопрос репортера, возможна ли русско–американская война, резко ответил: «Мир устанавливается, когда вы к этому стремитесь со всеми народами мира, и не политиками… По моим впечатлениям, русский человек — один из самых дружелюбных в мире». Его, единственного из американцев, наградили орденом Победы и пригласили принять участие 24 июня в Параде Победы.

Но Эйзенхауэр смог посетить Советский Союз только в августе. Генерал был уверен, что ничто не сравнимо с разрушениями, нанесенными на завершающем этапе войны Германии, но теперь изменил свое мнение. Его полет от польской границы до Москвы специально проходил на очень низкой высоте — и на всем протяжении пути Эйзенхауэр не увидел ни одного неповрежденного дома. Всю поездку, куда бы они ни направлялись — в колхоз, на тракторный завод или футбол, в метро или Кремль, его сопровождал маршал Жуков. А когда на Красной площади в честь Дня физкультурника проводился грандиозный спортивный праздник с участием десятков тысяч спортсменов, Иосиф СТАЛИН пригласил гостя подняться на главную трибуну страны и в течение 5 чаcов, пока шло представление, беседовал с ним.

На устроенной в Москве пресс–конференции генерал заявил: «Я не вижу в будущем ничего такого, что помешало бы России и Соединенным Штатам стать близкими друзьями». Но атомная бомбардировка японских городов во время его визита не могла не поколебать этой уверенности: «Теперь не знаю. Я надеялся, что в этой войне атомная бомба не будет использована»...

Возглавив Объединенный комитет начальников штабов, Эйзенхауэр приглашал посетить США Жукова, но маршал вскоре оказался в опале. Этому могли способствовать и его дружеские отношения с генералом. Жуков так и не побывал в США, но именно во время президентского срока Эйзенхауэра советский руководитель Никита ХРУЩЁВ совершил длительный визит в США, мало напоминавший по форме официальное межгосударственное мероприятие.

Первые две конвенции предусматривают гуманное обращение с больными и ранеными военнослужащими, попавшими во власть неприятеля, предоставление покровительства и защиты санитарным формированиям, которые запрещается подвергать обстрелам и бомбардировкам. Третья конвенция устанавливает определенный режим для военнопленных, а четвертая (заключенная впервые) запрещает бомбардировки гражданских больниц; убийства и грабежи гражданского населения оккупированных территорий; запрещает уничтожение частной, общественной или государственной собственности; депортацию отдельных лиц или групп населения; взятие заложников; пытки; коллективные репрессии; дискриминацию по расовым, религиозным, национальным или политическим мотивам среди гражданского населения. Если бы благие намерения еще всегда претворялись в жизнь...

Это событие неотъемлемо от имени академика Андрея САХАРОВА. Молодой, подающий большие надежды физик дважды отказывался от работы над атомным проектом, желая заниматься теоретическими проблемами под руководством будущего нобелевского лауреата Игоря ТАММА. Потом всю группу Тамма подключили к работам по выяснению возможности создания водородной бомбы. Поначалу их миссия была вспомогательной: проверять расчеты другой группы. Через два месяца Сахаров предложил альтернативный проект термоядерного заряда, его идею поддержали и поручили заниматься только ею. Когда встал вопрос о переводе на Объект (позже известный как Арзамас–16), вновь засомневавшимся ученым передали: «Лаврентий Павлович очень просит вас принять наше предложение».

На самом деле все трудились не за страх, а за совесть. Как писал Андрей Дмитриевич, «мы видели себя в центре огромного дела и видели, что это достается людям, стране очень дорогой ценой. Это вызывало чувство, что жертвы, трудности не должны быть напрасными. В важности, абсолютной жизненной необходимости нашего дела мы не могли сомневаться». Весной 1950 года была оформлена «длительная командировка» ученого на объект, которая продлилась до июля 1968 года. Зарплата на новом месте была колоссальной (20 000 старыми, или 2 000 новыми рублями). В напряженных трудах прошло несколько лет, настал переломный 1953 год с его потрясениями (смерть вождя, арест Лаврентия БЕРИИ), но задач, поставленных перед учеными, никто не отменял.

Ученым–разработчикам летать было запрещено, потому на полигон они 5–6 дней ехали поездом, лишь последние 100 км преодолели на маленьком самолетике на бреющем полете (иных дорог не было). Здесь возникла ситуация, о которой никто не думал. При таком мощном взрыве радиоактивные осадки неизбежно выпали бы за пределами полигона. Надо было либо отменять испытание и вместо наземного взрыва переходить к воздушному варианту (это означало отсрочку на полгода или даже год), либо срочно вывозить людей с угрожаемой территории (счет шел на десятки тысяч человек). 700 армейских грузовиков помогли решить задачу, но вместо месяца ожидания некоторые вернулись в родные места только весной следующего года.

Наблюдали за взрывом с расстояния в 35 км. Вслед за вспышкой образовались огромное облако, неправдоподобно толстая «ножка гриба», а следом пришла ударная волна с грозным гулом, длившимся несколько десятков секунд. Через полчаса руководитель испытаний передал поздравление Георгия МАЛЕНКОВА, который просил «особо поздравить, обнять и поцеловать Сахарова за его огромный вклад в дело мира».

Ученому в срочном порядке присвоили докторскую степень (огорчилась только 8–летняя дочь, сначала подумавшая, что отец теперь может лечить детей), а в октябре, минуя ступень членкора, Сахарова единогласно (уникальный случай в истории Академии наук) избрали академиком. В конце года ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда и присуждена Сталинская премия в размере 500 000 рублей.

Перебежчиком оказался Богдан СТАШИНСКИЙ, который в конце 50-х годов ликвидировал лидеров украинской националистической эмиграции Льва РЕБЕТА и Степана БАНДЕРУ. За последнюю операцию Сташинский был награжден орденом Красного Знамени, но он решил жениться на немке Инге Поль. Оформить брак все-таки разрешили, но на карьере был фактически поставлен крест. Супруги стали вынашивать планы бегства на Запад. Вряд ли бы их удалось осуществить, так как Сташинский стал невыездным, но трагическая смерть новорожденного сына позволила приехать ему в Берлин. Они решили бежать до похорон, назначенных на 13 августа, и сумели ускользнуть от слежки. А на следующее утро Берлин оказался разделен стеной.

Сташинский сознался, что был исполнителем приговоров руководителям ОУН, и был приговорен Федеральным судом к восьми годам тюрьмы. Что стало после с бывшим агентом КГБ — неизвестно. Учитывая его возраст (в то время ему было всего 30 лет), вполне вероятно, что где-то под чужим именем живет человек, участвовавший в самых секретных операциях советских спецслужб.

Кожедуб стал легендой в 20 с небольшим. Официально он родился в 1920 году, но на самом деле прибавил себе пару годков, когда в 1936 году поступал в Шосткинский химико–технологический техникум. Здесь он стал курсантом местного аэроклуба, совершил первый самостоятельный полет на учебном самолете У–2 и был направлен в Чугуевское военное училище летчиков, так и не получив в техникуме диплом «специалиста по порохам». В связи с угрозой войны многие военные училища перевели на ускоренное годичное обучение, переименовали их в школы, почему выпускникам давали звание не лейтенанта, а сержанта. Как лучший курсант, Кожедуб был оставлен в школе инструктором–летчиком. Всего же тот выпуск 1941 года дал стране 54 будущих Героя Советского Союза, 4 — дважды Героев и одного — трижды!

На фронт Кожедуб попал только весной 1943 года. Первый бой едва не стал и последним: замешкался на взлете, потерял в воздухе ведущего, решил атаковать противника самостоятельно и лишь в последний миг заметил врага за спиной. От его огня удалось уйти, но один снаряд разорвался в кабине. Какое–то время Ивана в бой не пускали, пришлось даже развозить почту на старом знакомом У–2.

Первая победа пришла к нему в 32–м боевом вылете, когда началась Курская битва. Это сражение, в котором гитлеровцы пытались взять реванш за Сталинград, стало переломным в ходе Великой Отечественной войны. Оно было ознаменовано не только крупнейшими в мировой истории танковыми битвами, но и невиданными воздушными боями. Сюда была стянута половина всей германской авиации (75% всех самолетов на Восточном фронте), одновременно в воздухе находилось до 300 крылатых машин, в день потери сторон достигали 100 самолетов. Советская авиация потеряла в битве 1 000 машин, соизмеримыми были и германские потери — до 1 500 самолетов по советским оценкам, 500 по немецким данным. 9 из них оказались на счету Кожедуба, его грудь украсил первый орден, он стал лейтенантом.

После Курска инициатива на земле и в воздухе принадлежала советским войскам, начавшим гнать врага из родной страны. Осенью в битве за Днепр фашисты не могли выставить и 700 самолетов, а Кожедуб тогда за месяц сбил 16 вражеских машин. В октябре он был представлен к званию Героя Советского Союза. Осенью следующего года уже дважды Герой Кожедуб сражался в латвийском небе, вел успешные бои над Валмиерой, Ригой.

Последние победы были одержаны им в апреле 1945 года. Легендой является рассказ о сбитом Кожедубом германском реактивном Ме–262, но былью — два уничтоженных американских «мустанга». В тот раз он пришел на помощь союзникам, отогнав немцев от «летающей крепости» — бомбардировщика Б–17, как вдруг был атакован опомнившимися американскими истребителями сопровождения. На огонь пришлось отвечать: один «мустанг» взорвался в воздухе, второй сел в расположении наших войск. Командир дивизии Евгений САВИЦКИЙ (сам дважды Герой и отец дважды Героя космонавта Светланы САВИЦКОЙ) тогда пророчески произнес: «Эти победы — в счет будущей войны»…

Советские и американские летчики сошлись лицом к лицу через 6 лет — в небе Кореи. Это были первые бои реактивной авиации, в которых проверялась сила каждой из сторон. Одной из посланных на помощь китайцам и корейцам авиадивизий командовал полковник Кожедуб. Ему самому выполнять полеты было категорически запрещено, но его летчики за 10 месяцев боев сбили 216 американских самолетов, потеряв 27 своих. Американцы, до начала боев смеявшиеся над советскими МиГ–15: мол, это лишь «муляжи боевых машин», потом приписывали им сверхзвуковую скорость и потолок высоты 20 км.

На командных должностях летчик–ас оставался до 1978 года, при Михаиле ГОРБАЧЁВЕ ему дали звание маршала авиации, но установленного в 1965 году почетного звания «Заслуженный военный летчик СССР» ни ему, ни другому трижды Герою Советского Союза Александру ПОКРЫШКИНУ так и не присвоили. Оба остались лишь летчиками 1–го класса.