Отплыв из Нью-Йорка от стен тюрьмы одноименного штата вверх по течению реки Гудзон, Фултон заночевал в усадьбе «Клермонт» своего партнера Роберта ЛИВИНГСТОНА, а потом добрался до столицы штата города Олбани, преодолев разделяющие города 150 миль за 32 часа. Парусным судам требовалось для этого почти четверо суток. После столь убедительной демонстрации преимуществ парохода началось его постоянное движение на линии Нью-Йорк — Олбани.

Первый проект судна с гребным колесом Фултон придумал, когда ему еще не было и 14 лет, но вновь вернулся к этой идее лишь годы спустя в Англии, где он учился маcтерству живописца. Ставшие широко применяться паровые машины Джеймса УАТТА не могли не привлечь внимания Фултона. Но ни на родине, ни у англичан его предложения не вызвали интереса. Перебравшись в Париж, Фултон построил там подводную лодку, названную им «Наутилус», и свой первый пароход, плававший по Сене, но НАПОЛЕОН, первоначально оказывавший изобретателю поддержку, вскоре ее прекратил, занятый планами завоевания мирового господства.

Провидцем оказался лишь посланник США в те годы во Франции Ливингстон, который с энтузиазмом встретил опыты Фултона и после ухода в отставку приобрел монополию на пароходное судоходство в водах Нью-Йорка и стал партнером изобретателя. Пароход Фултона имел машину мощностью 20 л. с. и весьма солидные размеры: его длина достигала 40 с половиной метров. Уже после его смерти биограф Фултона почему-то дал пароходу название «Клермонт», под которым он и вошел в историю, тогда как другая, более романтическая, но тоже придуманная версия «Катарина Клермонт» (в честь племянницы Ливингстона, ставшей женой Фултона) не прижилась.

Следом за американцами пароходы стали строить в Канаде, Великобритании, а в 1815 был построен первый русский пароход. Тогда же в русском языке появилось и само это слово. Прежде такие суда звались «стимботами», паровыми ботами или кораблями, а следом в обиход вошло принятое во Франции название «пиpocкaф», т. е. «судно, движимое огнем», а пароходами какое-то время звали паровозы.

Французы подошли к городу в день рождения своего императора — 15 августа. НАПОЛЕОН решил, что произойдет генеральное сражение, но его армии противостоял только 30–тысячный корпус генерала Дмитрия ДОХТУРОВА. 16 августа стычки особым упорством не отличались: французы ждали подхода армий Михаила БАРКЛАЯ де ТОЛЛИ и Петра БАГРАТИОНА. Но те продолжали отходить, потому 17 августа около 4 часов дня был начат штурм Смоленска. Три приступа результата не дали, но огонь артиллерии привел к многочисленным пожарам в городе. Ночью Барклай де Толли дал приказ отступить. Он объяснял: «Цель наша при защищении развалин смоленских состояла в том, чтобы, занимая тем неприятеля, …представить князю Багратиону нужное время прибыть беспрепятственно в Дорогобуж. Дальнейшее удержание Смоленска никакой не может иметь пользы, напротив того, могло бы повлечь за собой напрасное жертвование храбрых солдат. Почему я решил после удачного отражения приступа неприятельского оставить Смоленск...»

Утром французы вступили в горящий и почти безлюдный город. В нем уцелело только около 350 домов из имевшихся 2 250. «Это был, — писал назначенный комендантом Смоленска генерал Антуан ЖОМИНИ, — спектакль без зрителей, победа без плодов, кровавая слава, дым, который окружал нас, был, казалось, единственным нашим приобретением». Сам НАПОЛЕОН въехал в Смоленск на белом коне через Никольские ворота. Никто из русских не встретил его, не пришел на поклон, не принес ключей от города. Жители ушли вместе с армией. Отступая, смоляне сожгли мост через Днепр. Это поразило Наполеона, которого ранее везде встречали как триумфатора.

На других участках фронта существенных изменений не произошло.

Наши войска, наступающие из района Спас-Деменска, снова продвинулись вперед и улучшили свои позиции.

На Харьковском направлении наши войска продолжали отбивать контратаки пехоты и танков противника и на ряде участков вели наступательные бои, в результате которых значительно улучшили свои позиции.

На других фронтах наши войска вели боевую разведку и артиллерийско-минометную перестрелку с противником.

Северо-западнее, западнее и юго-западнее города Шауляй (Шалви) наши войска вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника. В ходе боев наши войска нанесли противнику большие потери в живой силе и технике.

Северо-западнее Мариамполя наши войска с боями вышли к границе Восточной Пруссии на реке Шешупа, заняв при этом более 30 населенных пунктов.

Восточнее Праги наши войска отбивали атаки пехоты и танков противника.

Северо-западнее города Сандомир наши войска вели успешные бои по расширению плацдарма на левом берегу реки Висла, заняв при этом более 20 населенных пунктов. Наши войска продолжали вести уличные бои в городе Сандомир.

На других участках фронта — без существенных изменений.

Не будь этой победы советской науки и техники, Россия не могла бы вновь гордиться своими полярниками и моряками, достигшими дна Северного Ледовитого океана на макушке планеты. Второй в истории атомный ледокол (первым был спущенный на воду в 1957 году «Ленин») был построен на Балтийском заводе имени Серго Орджоникидзе, вступил в строй в 1975 году и имел сравнимые (водоизмещение — 23 000 т, длина — 148 м, ширина — 30 м) с собратом характеристики, но был значительно надежнее и позволял развивать большую мощность.

Ледовая разведка и прокладка оптимального маршрута велись с помощью аппаратуры, разработанной специалистами кафедры радиолокации Рижского института инженеров гражданской авиации (РКИИГА). Когда экспедиция под руководством министра морского флота СССР Тимофея ГУЖЕНКО добралась до конечной цели своего путешествия, на льду соорудили 10-метровую стальную мачту и подняли на ней флаг СССР, а перед отплытием на океанское дно отправили чугунную плиту с изображением герба Советского Союза. Само собой, что участникам экспедиции была зачитана поздравительная телеграмма от генерального секретаря ЦК КПСС Леонида БРЕЖНЕВА. Министру, капитану ледокола Юрию КУЧИЕВУ, еще двум специалистам присвоили звание Героя Социалистического Труда, а весь экипаж наградили орденами и медалями. Первопроходцев Арктики тогда сравнивали с первым космонавтом планеты Юрием ГАГАРИНЫМ.

В августе 2006 года прах капитана «Арктики», умершего в декабре 2005 года в возрасте 86 лет, был по его завещанию опущен в полынью вблизи Северного полюса с борта еще одного атомного ледокола «Ямал».